«Кураторство только усиливает неравенство»
Почему весь мир заговорил о кураторстве? Есть же, например, маркетинг, художественная критика и другие близкие термины.
Маркетинг можно применить к чему угодно, даже к обычному хламу, а кураторство в моем понимании — это попытка делать что-то осознанное и полезное. Если вы редактор в газете, вы автоматически становитесь куратором, поскольку каждый день собираете некий пакет статей, используя для этого свои знания и навыки. Конечно, лучше всего, когда ваши труды дают результаты в виде больших тиражей, но кураторство не сводится к продажам. При этом в США многие говорят о кураторстве просто потому, что это очень модно. Я сам поначалу скептически относился к этому слову, пока не увидел, что за ним скрывается действительно глубокий паттерн. Но в большинстве стран, включая Россию, кураторство по-прежнему сильно привязано к музейной среде и только начинает приобретать более широкое значение. Думаю, процесс продолжится, потому что это слово оказалось действительно полезным.
В чем же состоит паттерн, делающий кураторство таким актуальным?
Принцип кураторства, о котором я говорю, основан на следующем наблюдении: проблемы человечества сегодня — это очень часто проблемы изобилия. Лучший пример — цифровая культура и интернет, перегруженный контентом. У нас слишком много новой музыки, новых фильмов, новых книг и так далее. Так случилось из-за того, что наша экономика построена вокруг бесконечного производства. Принцип кураторства состоит в том, что, начиная с определенного момента, это изобилие нужно фильтровать: использовать экспертное знание, чтобы выбирать из огромного массива только самое лучшее. Ведь для потребителя ценность не в том, что каждый год на английском печатается миллион книг, а в возможности найти среди них одну идеальную. В этом смысле кураторство как процесс отбора и систематизации, создающий добавленную стоимость, — это обратная сторона производственной экономики. Бизнес сегодня должен предоставлять услуги кураторства, а не просто производить все больше и больше товаров. И мы видим, что компании, у которых это получается, процветают куда больше остальных.
Вы пишите, что кураторство существовало еще в Древнем Риме.
Да, слово «кураторство» восходит к латинскому curare — «заботиться». В Древнем Риме кураторы были бюрократами, ответственными за инфраструктуру: они заведовали строительством дорог и зданий, управляли недвижимостью. Потом значение стало меняться — появилось, например, слово «кюре». Но первый переломный момент наступил в XVIII-XIX веках, когда появились большие национальные музеи. В первую очередь, Британский музей в Лондоне и Лувр в Париже. С Лувром такая история. После Французской революции королевскую коллекцию произведений искусства выставили во дворце на публичное обозрение. Коллекция была настолько огромной, что возникла потребность в специальном человеке, который выбрал бы, что выставлять, а что — нет. Тогда впервые появилась идея кураторства. До этого ситуация изобилия была крайне редкой, проблемы человечества всегда заключались в нехватке чего-либо. Следующая важная веха началась, когда появилось современное искусство, концептуальное и радикальное по своей природе. Нужен был кто-то, кто мог бы валидировать его, свести воедино разные произведения. Возник новый тип суперкураторов — великие творцы, стоявшие за каждой художественной выставкой и выражавшие себя через кураторство. Например, Харальд Зееман, который говорил, что выставка для него — холст, а произведения искусства — краска. Последний этап развития кураторства связан с появлением интернета. Неожиданно все начали выкладывать картинки, видео, посты и так далее — в интернете скопилось невероятное количество информации. Каждый пользователь стал своего рода куратором. Тогда же, в 1990-х, начала расти частота употребления этого слова.
Это, наверное, пришлось не по душе профессиональным кураторам.
Да, кураторы музеев до сих пор очень злятся, что сегодня каждый может быть куратором. Я бы возразил на это, что у нас нет институции, определяющей значения слов, — они устанавливаются исходя из реального словоупотребления. В этом смысле процесс зашел слишком далеко, игра уже проиграна. Кроме того, раньше практика кураторства была несколько маргинализована: она не была частью более широкого общественного дискурса и выступала как отдельная сфера. Сейчас кураторство оказалось на переднем краю перемен в том, как мы думаем о культуре и делаем бизнес, а это все-таки довольно почетно.
Всем знакомы плейлисты Spotify и подборки Netflix. Есть ли примеры из более неожиданных сфер, в которые сегодня проникает кураторство?
Spotify — образец хорошего кураторства. Если раньше вы заходили в приложение c 30 миллионами треков, но из-за чрезмерного изобилия слушали лишь знакомые песни, то сегодня там есть отличные механизмы курирования. Они вложили большие деньги в технологии и в то же время наняли много музыкальных экспертов, собирающих плейлисты вручную. Получился баланс между человеческим и алгоритмическим кураторством, что очень важно. А вот Netflix, на мой взгляд, пока справляется с кураторством не так хорошо, как мог бы. Если говорить о других примерах, которые меня впечатлили, это магазин Eataly. Это обычный продуктовый ритейл, усиленный кураторством настолько, что он становится супермаркетом будущего. Каждый артикул в нем тщательно отобран экспертами. Известны мельчайшие подробности о товарах — вплоть до того, какой фермер произвел конкретный томат. Это показательно, потому что в Великобритании сегодня средний ритейл чувствует себя плохо и переходит в интернет, а процветают либо супербюджетные магазины, либо магазины из верхнего сегмента с хорошо выстроенными практиками кураторства. Еще один пример — торговый центр IFC Mall в Гонконге с фантастическими цифрами продаж. Любой люксовый бренд не пожалел бы никаких денег, чтобы попасть туда, да и для менеджера магазина это было бы самым очевидным решением. Вместо этого, он тратит все свое время, разыскивая небольшие и яркие хипстерские бренды — например, объезжает маленькие бутики в Бруклине и привозит их продукцию в Гонконг. Даже если это не совсем традиционное кураторство, какой-то его элемент присутствует во всех этих примерах. Можно посмотреть на любой сектор экономики и увидеть в нем похожие паттерны, будь то ритейл, медиа или даже финансы.
Метафора современного мира из вашей книги — огромное меню, из которого мы постоянно что-то выбираем. Вы смотрите на кураторство как на наследие постмодернизма?
Постмодернизм — движение, которое во многом было основано на релятивистской идее, что все вещи равны между собой, в то время как кураторство по природе своей дискриминационно. Здесь важны четкие оценочные суждения: есть хорошие вещи, а есть плохие. От постмодернизма сохраняется очень важный элемент выбора. Мой главный пример — постмодернистская архитектура. Долгое время в архитектуре стили были разграничены — несложно отличить модернистское здание от неоклассического. Потом стали говорить: давайте смотреть на историю архитектуры как на большое меню и выбирать элементы, которые нам нравятся. Разные жанры начали смешиваться в одном здании. Думаю, это хорошая метафора для того, что происходит в мире в связи с глобализацией. Отбор и смешение стали доминирующими мотивами нашего образа жизни.
Отсюда ваш главный тезис о самокураторстве?
Раньше у людей были фиксированные идентичности, придававшие структуру всей их жизни. Если вы были адвокатом, это автоматически говорило многое о том, как именно вы живете. Сейчас работа необязательно определяет вашу идентичность: можно встретить миллиардера из Силиконовой долины в джинсах и футболке или автогонщика, который ходит в оперу. Отсутствие фиксированных идентичностей означает, что мы сами курируем свои жизни. Ничего не задано заранее, жизнь больше не должна быть неким непротиворечивым нарративом. Это похоже на постмодернистскую архитектуру — берешь понемногу отовсюду. Конечно, нельзя сказать, что это нечто принципиально новое. Скорее, это тенденция, которая окончательно выкристаллизовалась в последние десятилетия.
Еще одна тенденция в западных обществах — сильный разрыв между образованным и всем остальным населением. Кураторство может сгладить это неравенство по линии культурного капитала?
Рост неравенства действительно все чаще проявляется именно в области культурного капитала. Боюсь, кураторство только усиливает этот разрыв. Хорошо курированная жизнь доступна в первую очередь элитам. Магазин Eataly — отличная вещь и ритейл будущего, но, если вы живете далеко от центра города и у вас не очень много денег, вы туда точно не попадете. Нужно найти способ сделать кураторство менее эксклюзивным и более открытым, чтобы преодолеть этот разрыв. С другой стороны, какое бы место в экономической иерархии вы ни занимали, кураторство вас так или иначе коснется: все сидят в Facebook, читают газеты и так далее. Безусловно, кураторство стремится к одному концу культурного спектра, но при этом проникает в различные сферы жизни любого человека.
Вам не кажется, что многие кураторы незаслуженно получают свои сверхприбыли за счет тех, кто создает реальный контент? В таком ключе часто критикуют авторитетные научные журналы.
Есть две фундаментальные проблемы. Во-первых, очень часто кураторство, абсолютно необходимое для функционирования современной экономики и интернета, не оплачивается должным образом. Например, сайт arXiv, главное место для публикаций по физике, существует на некоммерческой основе. Если вы не Google или Facebook, хорошей бизнес-модели для вас просто нет. Предлагаются разные решения, вроде микроплатежей и прочего, но пока они не сработали. Поэтому есть потребность в новой модели, иначе придется жить в лавине мусора, которая несется на нас с огромной скоростью. Во-вторых, есть научный журнал Nature, который играет не более важную роль в науке, чем arXiv, но зарабатывает феноменальные деньги — это очень высокооплачиваемый куратор. Ответ на этот вызов один: открытый доступ к науке. Есть огромное количество бесплатных журналов и публичных библиотек, отлично справляющихся с кураторством. Но авторитетные журналы получают лучший контент, потому что ученые сами отправляют им свои статьи. Проблема в том, что вся современная наука построена на идее престижа: если вы опубликовались в Nature, ваша карьера сделана. Это позволяет журналам брать огромные деньги за публикации. Хотя с точки зрения технологий мы могли бы иметь открытый доступ хоть завтра, в научном сообществе пока недостаточно воли для того, чтобы сломать текущую модель.
Недавние политические потрясения показали, что технократическая культура и власть экспертов могут вызывать у людей сильное раздражение. Разве кураторство — это не разновидность того же самого явления, своего рода мягкий патернализм?
Риск патернализма есть всегда, поскольку кураторство предполагает этический компонент, связанный с первоначальным значением слова — «заботиться». Но при хорошем кураторстве патернализм невозможен: куратор всегда растворяется где-то на заднем плане, помещая в центр внимания качественный контент. Сама по себе идея кураторства ценностно нейтральна: с ее помощью можно делать мир лучше, вытаскивая людей из информационных коконов, а можно вводить их в заблуждение. Вопрос в том, смогут ли компании ответственно подходить к этому и способствовать развитию публичной сферы. Если говорить про технократическую культуру, кураторство можно рассматривать как реакцию на нее. Новая ситуация, в которой куратором может быть каждый, безусловно, более демократична. Но кураторство может быть и настоящим воплощением технократии, когда эксперты принимают решения за вас. Сейчас есть две модели бизнеса, связанные с кураторством. Первая — это фирма-куратор (магазин Eataly или сервис Spotify), которая говорит вам: это отличный плейлист или вкусная паста, потому что мы долго об этом за вас думали. Вторая — модель условной Силиконовой долины: мы создадим платформу, на которой будет много всего, а вы сможете сами создавать ленту, таймлайн и так далее. В таких платформах есть элемент низовой активности, хотя они гораздо более непредсказуемы. При технократической модели фирма гипотетически может разорвать ваш информационный пузырь, привнести в него что-то новое. Когда же куратором становится кто угодно, мы часто застреваем в своих собственных мирах. В этом тоже есть определенная проблема.
Все чаще говорят про негативные политические последствия капитализма платформ [термин (англ. platform capitalism), описывающий деятельность таких компаний, как Uber или Airbnb, — прим. ред.].
Сейчас принято говорить, что большие технологии — это обязательно плохо, но я с этим не согласен. Есть известная цитата: «Технологии — это не хорошо и не плохо. Но и не нейтрально». Я тоже вижу это примерно так, хотя риски, безусловно, есть. События прошлого года показали одну важную вещь: технологические платформы имеют огромное влияние на медиа, полностью меняющее природу нашей публичной сферы. Конечно, любая газета или телеканал и раньше занимались кураторством, но у платформ есть несколько важных отличий. Во-первых, мы не знаем, какие алгоритмы они применяют, — это черный ящик. Facebook, в отличие от Fox News, не заявляет определенной повестки, но фактически она проявляется в кураторстве. Во-вторых, в отличие от традиционных медиа, платформы занимаются индивидуальным кураторством и создают маленькие специфические мирки, в которых быстрее распространяются радикальные взгляды. Наконец, медиа никогда не достигали масштаба Facebook, которым пользуется два миллиарда человек. Все эти факторы сыграли важную роль в таких событиях, как избрание Трампа и Brexit.
Что мы можем сделать, чтобы нейтрализовать негативные стороны кураторства?
Нужно убедиться, что мы сохраняем человеческое курирование, а не полностью переходим на алгоритмы. Нам по-прежнему нужны моральные суждения: машина не может решить, транслировать ли на Facebook прямые трансляции массовых убийств или нет. Ручное модерирование нужно, если какая-то статья пользуется большой популярностью, но она недостоверна или может повредить пользователям. Кроме того, часть инициативы должна исходить от самих пользователей. Мы должны быть более образованными в отношении того, как работают платформы и почему мы оказываемся в эхо-камерах. Но важнее всего, чтобы большие платформы применяли в кураторстве проактивный подход, периодически выталкивая нас из зоны комфорта, где мы получаем однотипные персональные рекомендации. Если мы хотим, чтобы публичная сфера была живой, попытки познакомиться с новыми перспективами просто необходимы. Будут ли компании заниматься этим — большой вопрос. Платформы заинтересованы в том, чтобы их пользователи были счастливы, — они же зарабатывают на этом деньги. Делать что-то, что в краткосрочном периоде пользователям не понравится, платформы, скорее всего, не будут.
Понадобятся ли какие-то формы публичного контроля за кураторством?
Я не знаю точного ответа, но легко представить сценарий с государственным регулированием. Понадобится разработка неких стандартов кураторства, обязательных к исполнению компаниями, работающими в публичной сфере. Думаю, наиболее активно этот процесс будет идти в Евросоюзе, хотя регулирование возможно и в США — Конгресс уже обсуждает, как можно ограничить влияние Силиконовой долины. Но это может оказаться совсем не тем, чего мы хотим. Можно заменить правила Facebook на решения правительства, а станет только хуже. Пока неясно, как мы решим эту проблему без добровольных изменений со стороны технологических компаний, которые могли бы сделать кураторство лучше и прозрачнее.
Но в целом вы настроены довольно оптимистично. Верите в посткапиталистическое будущее, в котором человечество достигнет полного изобилия за счет цифровых технологий?
Да, я верю во что-то похожее. Сейчас есть целый ансамбль новых технологий, свидетельствующий, что такое будущее возможно. Если правильно разыграть эти карты, нет никаких причин, почему бы через 30 лет многие материальные проблемы не были решены для всех людей на планете. Самый большой вызов — в плоскости политических и экономических институтов, социального уклада. Нас ждет глобальная борьба множества акторов за свое видение будущего: будет ли несколько верховных технократических платформ или же мы найдем способ распределить богатство и максимизировать потенциал технологий. Появление искусственного интеллекта сегодня важнее по масштабу и последствиям, чем любая политическая проблема. Чтобы разобраться со всем этим, нужна более устойчивая экономика, построенная не на линейной модели потребления. Надо понять, как строить новые типы бизнеса, которые будут систематизировать то, что уже нами создано. Хорошее кураторство может быть первым шагом к тому, чтобы сделать нашу экономику более ответственной.