Дмитрий Лебедев
Как устроена память. Часть 1: Вспомнить то, чего не было
Мы начинаем публикацию цикла статей о том, как устроена память и какие сюрпризы она может нам приготовить. В первой статье — о том, как несложно внедрять в мозг ложные воспоминания и манипулировать правдой
- Иллюстрация: GettyImages
Наша память живет своей отдельной жизнью, которая не всегда совпадает с реальностью. Кто не ловил себя на мысли, что любая история из прошлого со временем обрастает невероятным количеством деталей, а ее различные версии перестают сходиться? И дело тут не только в нашей природной склонности к хвастовству и кичливости. Отчасти виновницей всего этого безобразия является наша собственная память. По правде говоря, мы даже не можем быть уверены в том, что наши воспоминания действительно принадлежат нам.
Звучит удручающе, но это так. Недавно команда американских ученых опубликовала статью о внедрении ложных воспоминаний. Они провели въедливый мегаанализ, собрав в нем практически всю имеющуюся научную информацию о внесении фальшивых воспоминаний. На выходе получилось грандиозное обобщение восьми независимых обзорных статей, в каждой из которых рассматривались данные множества научных работ.
Результат обескураживает. Почти в половине случаев (в 46,1%) ученым удавалось внедрить ложные воспоминания в память подопытных. Испытуемые в той или иной степени соглашались с рассказами о событиях из их жизни, которые на деле никогда не происходили. А зачастую подопытные даже детально описывали вымышленные ситуации.
Мы привыкли верить, что память — самое постоянное и сокровенное, чем мы владеем. Предметы, лица, события появляются и исчезают. Но мы уверены, что все пережитые моменты будут записаны в памяти, как сцены нашего детства в видеоархиве родителей. Если мы хотим вернуться в прошлое, нам достаточно лишь вспомнить его. Тут-то мы себя и обманываем. На деле «вспомнить» может мало чем отличаться от «придумать», а имплантация фальшивых воспоминаний извне давно уже стала делом техники.
Иллюзия памяти
Вряд ли кто-то в мире знает о феномене ложных воспоминаний больше, чем профессор университета Калифорнии Элизабет Лофтус. Более 40 лет исследований механизмов памяти принесли ей известность ведущего эксперта по ложным воспоминаниям в мире. Захватывающее и яркое описание ее научного пути можно найти здесь.
В одной из своих первых академических работ Лофтус изучала влияние характера вопроса на воспоминания человека о произошедшем. Так, если после просмотра видео с автоаварией у зрителей спрашивали, с какой скорость двигались врезавшиеся (smashed) друг в друга автомобили, то зрители давали большую оценку скорости, по сравнению с теми, кто услышал, что автомобили столкнулись (collided) или ударились (hit). Сама форма того, как мы обращаемся к памяти, влияла на ее воспроизведение. Примерно в то же время Лофтус начала выступать в качестве эксперта по достоверности свидетельских показаний на судебных заседаниях. На сегодняшний день Лофтус поучаствовала в более чем 250 судебных разбирательствах. В ходе этой непростой работы и проведения параллельных опытов на добровольцах она убедилась в том, что показания очевидцев могут быть подвержены влиянию самых разных обстоятельств. Содержащаяся в памяти информация легко смешивалась, путалась и вытеснялась вновь пришедшей.
Получается, что память динамична, и, влияя на наши решения, она сама легко искажается под действием новых впечатлений и опыта. Даже просто размышляя о прошедшем, мы изменяем нашу память о нем. Впав в высокопарность, можно даже заявить, что она похожа вовсе не на камень с высеченным рельефом (как принято думать), а на мягкую податливую глину, мнущуюся при каждом касании. При этом, как мы только что узнали, одним из самых мощных средств внедрения ложной памяти является наше собственное воображение. Грань между «вспомнить» и «придумать» оказывается исчезающе тонкой.
Большинство воспоминаний о сексуальном насилии просто могли быть имплантированы в память при чтении книг и посещении психотерапевтов
Пожалуй, наиболее захватывающий этап в карьере профессора Лофтус начался на заре 90-х. В это время ее заинтересовали подозрительно многочисленные случаи судебных исков о сексуальных домогательствах. Зачастую обвиняющей стороной были женщины, внезапно вспомнившие о преступлении, произошедшем в их детстве — многие годы, а то и десятилетия назад. Самое интересное заключалось в том, что изрядная часть таких воспоминаний происходила на приеме у психотерапевта. Могло ли влияние психотерапии спровоцировать появление ложных воспоминаний? Лофтус начала свое расследование.
Оказалось, что психотерапевты в обязательном порядке спрашивали пациентов о детских травмах, связанных с насилием, а популярные книги по психологии приводили целые списки потенциальных симптомов, характерных для жертв растлителей. Если возможная жертва и не помнила самого факта случившегося, ей предлагалось представить, как и при каких обстоятельствах ее могли домогаться. Тут и могла скрываться разгадка. Львиная доля воспоминаний о сексуальном насилии просто могла быть имплантирована в память при чтении книг, посещении психотерапевтов или специализированных групп самопомощи. Лофтус оставалось только подтвердить эту догадку экспериментально: попытаться самой внедрить ложное воспоминание в сознание человека.
Архитектор воспоминаний
Уже 5-й день подряд Крис подробно описывает свои детские воспоминания в дневнике. Ему 14, но его записи подробны и кропотливы. Сейчас он пишет о том, как в возрасте 5 лет они семьей, как обычно, поехали за покупками в торговый центр. Крис отошел от родителей в сторону и потерялся. «Ох, вот я и попал в беду…» — пронеслось в голове. Плача от ужаса, он был уверен, что никогда больше не увидит свою семью. Мальчик стоял в слезах, пока его не нашел пожилой мужчина. Добрый незнакомец был лыс, но выглядел «реально круто»: на нем была синяя фланелевая рубашка, а на носу блестели очки. Старик отвел его к матери, которая уже готовилась задать взбучку непутевому отпрыску.
Нужно ли говорить, что Крис никогда не терялся в торговом центре? А крутого старикана в очках на самом деле не существовало. Но подросток не кривил душой, заполняя вечерами свой дневник. Он искренне верил в то, что описывал. Просто команде Элизабет Лофтус впервые удалось провести эксперимент по имплантации воспоминаний.
Перед проведением ставшего уже классическим опыта исследователи заручились полной поддержкой родственников испытуемых и получили от них всю необходимую информацию. В ходе самого эксперимента, каждому участнику предлагалось несколько правдивых историй и одна ложная — о том, как в возрасте 5 лет он потерялся в торговом центре и был найден пожилым человеком, который отвел его к родителям. Далее подопытному было необходимо в течение нескольких дней записывать свои воспоминания об упомянутых эпизодах, стараясь воспроизвести произошедшее максимально подробно. В конце каждый участник проходил через собеседование с исследователем. 29% испытуемых ложно вспомнили никогда не случавшийся с ними эпизод в торговом центре.
Психологи убеждали людей в том, что в детстве они летали на воздушном шаре, показывая им поддельные фотографии. 50% подопытных согласились с этим фактом
Кажется, профессор Лофтус пришла к идеальному рецепту внедрения ложного воспоминания. Сначала вы должны получить доступ к личной информации человека, а также заручиться его доверием или помощью тех людей, которым он доверяет. Затем внесите само воспоминание и всячески стимулируйте воображение объекта. Сухой факт сам со временем обрастет подробностями и с большой вероятностью станет воспоминанием. Присмотревшись, можно увидеть, что вся эта схема здорово напоминает хитроумный план героя Ди Каприо из оскароносного блокбастера.
Детское воспоминание о том, как потерялся в торговом центре, в целом нейтрально и обыденно. Но как быть с исключительными и эмоционально неприятными событиями? Оказалось, что они тоже неплохо имплантируются в память, главное — убедить субъект в том, что произошедшее с ним — вполне обыденное явление. В одной из следующих работ Лофтус грамотно подобрала тексты мистического содержания, и целых 18% наивных флорентийских студентов подтвердили, что видели в детстве одержимого демонами.
Но все же самого стенобитного эффекта удалось достичь, используя связку из всех описанных техник и поддельных фотографий. Да, ученые тоже фотошопят! В исследовании 2002 года, проведенном уже без участия профессора Лофтус, группа психологов из Канады и Новой Зеландии убеждала людей в том, что в детстве они катались на воздушном шаре, показывая им поддельные фотографии. 50% подопытных (половина!) так или иначе согласились с фактом своего полета в корзине.
По следам Министерства Правды
Размышляя о теме ложных воспоминаний, просто невозможно пройти мимо вопроса подлинности истории. Не удалось это и уже знакомой нам Элизабет Лофтус. Если даже память о глубоко личных событиях так легко фальсифицируется с помощью фотографий, то что говорить об общественных событиях, воспоминания о которых постоянно перемалываются жерновами массмедиа! Наверняка ложные свидетельства будут легко искажать память об исторических событиях. Впрочем, это еще оставалось доказать.
В своей работе 2007 года Лофтус с коллегами использовала фотографии двух резонансных политических событий: волнений на пекинской площади Тяньаньмэнь 1989 года и римских протестов против иракской войны 2003 года. В первом случае был взят знаменитый снимокодинокого бунтаря, преграждающего путь танковой колонне. Засев за компьютеры, ученые добавили к каноничной сцене толпы демонстрантов, стоящие по обе стороны от техники. На фото же римской мирной демонстрации в толпу вписали пару-тройку радикального вида молодчиков в повязках на лице и противогазах.
Судя по всему, Оруэлл был прав: тот, кто управляет настоящим, действительно способен властвовать над прошлым
44% и 45% опрошенных признали, что видели раньше только что сфабрикованные снимки из Пекина и Рима соответственно. Но ученые не ставили своей целью изучить легковерность подопытных. Главной частью исследования была оценка добровольцами количества восставших на Тяньаньмэнь весной 1989-го и уровня насилия в Риме на митингах 2003-го. В обоих случаях подделки сработали безотказно: люди, просмотревшие фальсифицированные кадры, говорили о большем количестве протестующих в Пекине и необычайном накале противостояния в Риме, относительно тех, кому достались оригинальные фото.
Судя по всему, Оруэлл был прав: тот, кто управляет настоящим, действительно способен властвовать над прошлым. Как ни страшно это сознавать, в наши дни работа Министерства Правды — не изощренная фантазия, а всего лишь вопрос техники и политической воли.
Время непрерывно превращает настоящее в прошлое: галактики разлетаются из центра вселенной, вода течет, дым тает на ветру, человек стареет. Время определяет направление всех физических процессов, и современному человечеству не известны принципы, позволяющие обратить его ход вспять. Кажется, что лишь одна вещь в мире может хотя бы отчасти противостоять времени. Это наша память. Но, как мы видим, и ее точность не абсолютна и по каким-то причинам зависит от чудовищного количества условий, а главное — от нашего собственного воображения. Но об этом мы поговорим уже в следующий раз.
***
Как устроена память. Часть 2: Вспомнить то, что будет
Продолжаем публикацию цикла статей о том, как устроена память и какие сюрпризы она может нам приготовить. Во второй части — о том, зачем эволюция снабдила нас способностью ностальгировать о прошлом
- Иллюстрация: GettyImages
В предыдущей части мы занимались разбором залежей компромата на нашу память. А за долгие годы в руках ученых его скопилось предостаточно. И неточная она, и легковерная, и обманывает нас буквально на каждом шагу. Да еще и хлебом не корми — дай ей только что-нибудь выдумать и потом решить, что так оно и было на самом деле.
Об этой особенности памяти стоит поговорить подробно. Почему наша собственная фантазия и воображение так и норовят нас обмануть?
Эпизодическая память
Ученые с неиссякаемым упорством разделяют и классифицируют абсолютно всё, что попадается им под руку. Не стала исключением и память. Долговременная память была разделена на два больших типа — процедурная и декларативная. Процедурная хранит ответы на вопрос: «Как что-то сделать?» Благодаря ей мы не задумываясь пишем, плаваем, катаемся на велосипеде и управляем автомобилем, если когда-то этому научились.
Декларативная память отвечает на избитую тройку вопросов: «Что? Где? Когда?» Причем одна ее часть, называемая семантической памятью, занимается хранением скучных фактов: Земля вращается вокруг Солнца, вода замерзает при 0°С и так далее. А другая — ее-то и называют эпизодической — консервирует информацию обо всем пережитом в жизни. Именно ее правильная работа не позволяет забыть первую любовь, обстоятельства появления шрама на затылке и прочие, приятные или не очень, страницы биографии.
Другими словами, эпизодическая память дает нам знание о самих себе. Иногда его называют автоноэтичным сознанием. Этот термин предложил классик современной психологии — канадский ученый эстонского происхождения Эндель Тульвинг, впервые отделивший эпизодическую память от семантической. Благодаря этому типу сознания мы можем найти свое место на стреле времени и осознаём, чем «будет» для нас отличается от «было».
Воспоминания — это, конечно, ужасно трогательно. Но вот с точки зрения эволюции хранилище личной информации — чудовищно сложная и затратная штука. Она требует кучу энергии и занимает уйму бесценного места внутри черепной коробки. Кажется, что этот архив воспоминаний так же уместен в мозге, как полка с видеокассетами 90-х в тесной московской «однушке». Так зачем же эпизодическая память понадобилась чуждому ностальгии естественному отбору?
Воспоминания о будущем
Здесь мы наконец-то приходим к вопросу, который остался безответным в первой части нашего цикла, — перекличке памяти и воображения. Дело в том, что работа эпизодической памяти тесно связана со способностью к моделированию ситуаций в будущем. Вернее, эти две функции вытекают одна из другой, и разделить их просто так не получается.
По-видимому, когда мы планируем или представляем себе какое-то будущее событие, наше воображение работает в связке с эпизодической памятью, вытаскивая из нее образы, и навешивает их на мысленную модель реальности. Психологические эксперименты ожидаемо показали, что пережитый опыт сильнейшим образом влияет на качество и реализм воображаемой ситуации. Если гипотетическое событие происходило в знакомом для подопытного окружении, он мог представить его гораздо живее и в больших подробностях.
Известно, что пациенты, страдающие амнезией, часто с потерей воспоминаний утрачивают и способность к яркому описанию воображаемых событий в их жизни. А в некоторых случаях они вообще теряют возможность представить себя как в прошлом, так и в будущем. Действительно, за формирование эпизодической памяти и моделирование личного будущего отчасти отвечают одни и те же структуры головного мозга. Ключевую роль среди них играет височная доля коры головного мозга, особенно ее внутренняя часть — гиппокамп.
Этот небольшой, парный участок мозга был назван так из-за своей похожести на морского конька (гиппокамп — с греч. морской конек). Гиппокамп — одна из самых эволюционно древних частей коры полушарий, поэтому он залегает в глубинных слоях мозга, почти у самого ствола, будучи накрыт сверху слоями более молодой коры. Исследования методом магниторезонансной томографии показали, что при мысленном моделировании будущего и восстановлении прошлого у человека активируется левый гиппокамп, а также участки затылочной и теменной коры, ответственные за зрительное и пространственное восприятие.
В другом аналогичном исследовании подопытные вспоминали эпизоды из жизни и представляли себе вымышленные ситуации безотносительно времени. В этих двух случаях в работе мозга можно было увидеть различия, но общие области активности сразу бросались в глаза. У обеих групп были активны гиппокамп, парагиппокампальная извилина, накрывающая гиппокамп сверху, и ретроспленальная кора, лежащая как раз между гиппокампом и затылочной корой, в которой, как мы помним, находятся зрительные и пространственные зоны.
Получается, что за хранение информации о личном прошлом и за воображение будущего отвечают тесно связанные, а то и вообще совпадающие друг с другом участки мозга. Похоже, что система эпизодической памяти создана эволюцией совсем не для ностальгирования по прошедшему, а для предсказания будущего. Планирование своих действий и построение воображаемой модели реальности дает живому существу огромное преимущество. При этом события прошлого, вытащенные из эпизодической памяти, могут быть использованы как шаблоны для конструирования будущих ситуаций и выработки возможных реакций на них. Такая система сделала мозг гораздо более способным к гибкому поведению и обучению.
Кроме того, результат сложных, многоходовых действий обычно сильно отложен и достигается не мгновенно, а мотивация для них еще более необходима, чем для быстрых и простых. Представьте, сколько вашему организму нужно сделать, чтобы достичь какой-нибудь цели в жизни — скажем, добиться карьерного взлета или успеха в любви? Скорее всего, вам потребуется запастись изрядным терпением и совершить десятки, а то и сотни действий, растянутых на длительное время. В таком случае детальное представление результата усилий создаст вам отличную мотивацию. Об этом, кстати, прекрасно знают организаторы всевозможных психологических тренингов: там нередко предлагают участникам представить себе в подробностях тот результат в жизни или карьере, которого желательно достичь. Как выглядит ваш дом, что видно из окна, сколько у вас детей, какая мебель стоит в рабочем кабинете? Просто вспомните, как вы были гендиректором миллиардного холдинга, — и вы непременно им станете.
Итак, воображение и эпизодическая память еще во время своего формирования оказались тесно переплетены друг с другом. Процесс вспоминания — это не чтение записи, а, скорее, реконструкция событий. Восстанавливая эпизод из жизни, наш мозг не воспроизводит его заново, как мр3-плеер, вновь и вновь проигрывающий любимую песню, а, скорее, грезит на заданную тему, восполняя недостаток информации за счет воображения. Он чем-то похож на сообразительного студента-раздолбая на экзамене, не выучившего предмет, но понимающего, о чем его спрашивают, и компенсирующего незнание билета фантазией и логикой.
* * *
Все вышеизложенное может вызвать у читателя простой вопрос: если память о прошлом нужна для того, чтобы добиваться успехов в будущем, то зачем нам воспоминания, которые явно этому мешают? Зачем нужна память о боли, страхе и постыдных неудачах? И раз наша память столь гибка и сговорчива, нельзя ли как-то с ней договориться, чтобы она забыла то, от чего нам один вред? Об этом пойдет речь в следующей части цикла.
***
Как устроена память. Часть 3: Никогда не вспоминать
Продолжаем публикацию цикла статей о том, как устроена память и какие сюрпризы она может нам приготовить. В третьей части — о том, можно ли стереть ненужные воспоминания
- Фото: Richard Baker / Getty Images
Начало читайте здесь:
Как устроена память. Часть 1: Вспомнить то, чего не было
Как устроена память. Часть 2: Вспомнить то, что будет
Если уважаемый читатель покопается в своей эпизодической памяти, то он наверняка найдет в ней что-нибудь эдакое, что, откровенно говоря, было бы неплохо забыть. Возможно, у кого-то даже найдутся по-настоящему страшные воспоминания, способные привести к посттравматическому стрессовому расстройству. Вот бы их можно было удалить! Оказывается, шансы есть.
Зачем помнить плохое
Эволюция сыграла с человеком злую шутку: стресс, а точнее, вырабатываемые во время него гормоны, в первую очередь адреналин, активируют запись информации в долговременную память. Логика естественного отбора безупречна: если вы попали в переделку, но вам все-таки удалось выбраться живым, уж лучше вашему мозгу запомнить все подробности передряги, пусть даже самые ужасные. Тогда есть надежда, что впредь вы не будете попадать в столь скверные истории, ну, или хотя бы сможете вспомнить, как из них выпутываться. И действительно, исследования на людях показали, что внутривенное введение адреналина подопытным после просмотра серии слайдов качественно увеличивает объем запоминаемой информации.
Ключевая структура мозга, вовлеченная в этот процесс, — миндалина. Эта зона, состоящая из нескольких ядер серого вещества, находится почти точно над уже знакомым нам «морским коньком» — гиппокампом. Миндалина регулирует его работу, а заодно и работу прочих частей мозга, ответственных за формирование долговременной памяти. Не последнюю роль в функционировании всей этой запутанной системы играют белки α- и β-адренорецепторы, сидящие на поверхности нервных клеток миндалины и возбуждающие их при каждом удобном случае. Удобный случай наступает, когда в миндалине появляется нейромедиатор норадреналин, родной биохимический брат «гормона страха» — адреналина.
Тут стоит сказать, что вводимый добровольцам внутривенно адреналин прямо дойти до их мозга ну никак не может, потому что его полярная молекула не пролезает через гематоэнцефалический барьер — своеобразную линию пограничного контроля между кровью и мозгом. Но зато адреналин вызывает активацию чувствительных окончаний блуждающего нерва, который и доносит сигнал о стрессе до мозга.
Для особо дотошного читателя, знакомого с анатомией мозга, я поясню, что и здесь все не так просто. Сначала активируются нервные клетки (нейроны) ядер одиночного пучка (солитарного тракта), они в свою очередь довольно косвенным путем активируют клетки голубого пятна (на препаратах мозга эта структура и правда имеет очень своеобразный нежно-синий цвет). А уже нейроны голубого пятна, являясь главным источником норадреналина в мозге, выбрасывают его внутрь миндалины. Как результат всего этого многоступенчатого каскада нейроны миндалины возбуждаются из-за активации своих α- и β-адренорецепторов и несут сигнал на подробное запоминание всего случившегося в гиппокамп.
В скучной жизни современного обывателя действительно опасные ситуации, к счастью, случаются не так часто, но память о них остается, мешая ее несчастному обладателю жить в течение долгих лет. Однако уже сейчас есть средства, способные помешать травматичным воспоминаниям закрепиться.
Как забыть плохое
Очевидно, что можно помешать закреплению травмирующих воспоминаний, если как-то нарушить описанную выше последовательность событий. Первое узкое место в схеме усиления памяти стрессом — активация адренорецепторов миндалины. Введение блокаторов (антагонистов) этих рецепторов сразу же после травматического переживания могло бы помешать его запоминанию. Такой блокатор был найден. Им оказался довольно известный препарат для лечения гипертонии — пропранолол. Курс этого вещества, хорошо проникающего в мозг, после эмоционально травмирующего события значительно снижал частоту возникновения посттравматического расстройства.
Вторую возможность помешать опасным воспоминаниям закрепиться дает сам механизм формирования долговременной памяти. Она образуется в течение некоторого времени благодаря созданию новых синаптических связей между нейронами. Нейронный синапс — это сравнительно массивный комочек биомассы, состоящий, в частности, из белков, которые нейрон должен синтезировать специально по этому поводу. Мгновенно белки не возникают, и все то время, пока идет постройка (или укрепление) синапса, память еще можно модифицировать. А значит, чтобы запись воспоминания не произошла, достаточно просто заблокировать синтез белка.
«Заблокировать синтез белка» — звучит невинно, но вещества, обладающие таким свойством, как правило, являются сильнейшими ядами. К примеру, рицин (яд клещевины) в шесть раз токсичнее цианистого калия. Разумеется, умереть — лучший способ забыться, но людям свойственно искать компромиссы. Поэтому в целях манипуляций с памятью исследователи пытаются заблокировать синтез белка ненадолго (на пару-тройку часов). И не везде, а только в тканях уже знакомого нам гиппокампа — сразу после события, о котором лучше забыть. Тогда вместе с синтезом белка выключится и запись воспоминания в долговременную память.
Пока эту схему удалось провернуть лишь на крысах. В этой работе щедрые на выдумку ученые кошмарили несчастных грызунов тем, что сажали их в использованный кошачий туалет. А затем измеряли уровень стресса в нескольких тестах. Часть крыс сразу перед кошачьим лотком или на выходе из него получала инъекцию блокатора синтеза белка — анизомицина — прямо в гиппокамп. Чтобы воспроизвести картину человеческого посттравматического расстройства в следующем опыте, уже прошедших через все круги ада крыс заново помещали в теперь уже чистый, не пахнущий котом лоток. Пугающий запах отсутствовал, но сам лоток казался животным знакомым и зловещим.
Оказалось, что крысы, получившие инъекцию анизомицина, при повторном знакомстве с лотком в тестах на стресс вели себя не в пример спокойнее собратьев, не получивших препарата. Как будто они и не провели 10 самых страшных минут в своей жизни, сидя в точно таком же лотке и ощущая запах близкого, но невидимого усатого хищника.
Перезагрузка памяти
Описанный эксперимент показывает, что избежать развития посттравматического расстройства в принципе возможно. Однако стоит немного подумать, и станет ясно, что фокус с анизомицином нелегко приспособить к ситуациям реальной жизни. Если бы воюющим в Ираке американским солдатам знать заранее, когда из-за бархана выскочит очередной воин Аллаха, да впрыснуть себе блокатор синтеза белка… но нет, в этой ситуации у солдата наверняка найдется куча более неотложных дел. А когда дома, в мирном штате Айова, дело дойдет до лечения посттравматического расстройства, нейронные синапсы давно уже успеют сформироваться, разрастись и укрепиться. Поздно, как говорится, пить боржом.
К счастью, у памяти есть замечательное свойство, предоставляющее ученым интригующую возможность. Физиологическая структура памяти динамична, и само обращение к ней при некоторых условиях способно ее дестабилизировать. Другими словами, чтобы вновь открылось окно возможностей манипуляции с памятью, достаточно, чтобы субъект просто снова пережил ту же травмирующую ситуацию, но на этот раз формирование синапса уже будет блокировано.
В опытах на крысах у животных вызывали воспроизведение воспоминания, помещая их в уже знакомую обстановку, но при этом добавляли в нее что-то новое. Фактор новизны вызывал перезапись воспоминания, которая требовала постройки новых межнейронных связей в толще гиппокампа. И вот тут-то инъекция анизомицина в гиппокамп приводила к утере обновляемого воспоминания.
Разумеется, пока эта методика неприменима на людях. Вряд ли кто-то в здравом уме согласится на операцию по установке в череп внутригиппокампального инъектора. Да и сам анизомицин до сих пор не прошел клинических испытаний, хотя, несмотря на определенную токсичность, он рассматривается как перспективное средство химиотерапии рака. Тем не менее, похоже, что природа оставила нам лазейку, позволяющую удалять воспоминания из памяти, и это не может не волновать.
***
Как устроена память. Часть 4: Вспоминать и плакать
В заключительной части тетралогии речь пойдет о том, почему прошлое кажется нам таким милым и уютным
- Изображение: Wikimedia.org
Начало читайте здесь:
Как устроена память. Часть 1: Вспомнить то, чего не было
Как устроена память. Часть 2: Вспомнить то, что будет
Как устроена память. Часть 3: Никогда не вспоминать
Склонный к рефлексии и самоанализу читатель наверняка замечал за собой, что даже не самые приятные времена по прошествии лет начинают вызывать теплые чувства. Умом понятно, что «тогда» было точно не лучше, чем «сейчас», но все равно ужасно хочется вернуться назад. Да у вас, батенька, ностальгия!
Эту странную, иррациональную особенность человеческой психики подметил еще Гомер. Его Одиссей многие годы беспечно жил на уединенном острове в теплой компании соблазнительной и вечно молодой нимфы Калипсо. Казалось бы, ну о чем тут еще мечтать? Так нет же: горемычный царь постоянно рвался на родную Итаку, куда его в конце концов и отпустили. С легкой руки поэта появилось и само слово «ностальгия», которое на первых порах обозначало тоску по дому и лишь недавно приобрело свой сегодняшний смысл.
Ностальгия — больная тема человечества. Тоской по прошлому пропитаны не только дружеские беседы за кружкой пива, этот мотив можно найти практически в любом достаточно объемном литературном произведении. Видимо, это не просто стариковское чудачество, а фундаментальное свойство, архетип психики человека. По странному закону природы людям свойственно идеализировать прошлое, вспоминая о нем со сладко-горькой смесью тепла и тоски. В чем же причина?
Почему нас тянет обратно
Как и большинство психологических феноменов, ностальгия из рук вон плохо поддается экспериментальным исследованиям. Въедливый читатель наверняка уловит в нижеследующих рассуждениях долю околонаучной спекуляции. Действительно, прямые свидетельства эволюционной значимости ностальгии отсутствуют, но экспериментальные данные позволяют приписать ей множество полезных функций.
К примеру, воспоминания о былом обычно позитивны. Эта черта делает их источником духоподъемных мыслей, поддерживающих самооценку и стимулирующих мотивацию в трудные моменты: «Псс, парень! Все, что было, было не зря!» Обладание сознанием принесло нам не только чувство превосходства над прочей биосферой, но и моменты лютой экзистенциальной тоски. Мы не вечны, все кругом прах и тлен. И тут ностальгия отважно встает на защиту нашей психики, давая возможность покопаться в прошлом и найти-таки там смыслв жизни, если уж мы вдруг его совсем потеряли.
Другой пример — даже тот, кто в XXI веке предпочитает жить один, изменил бы свое мнение, попади он в плейстоцен: в одиночку не поймать шерстистого носорога и не отбиться от банды каннибалов. Возможно, ностальгия — один из механизмов, ограничивающих нашу тягу к одиночеству. Потому и приходит она чаще тогда, когда мы одни и нам плохо. Теплые воспоминания медленно, но верно заставляют нас забывать обиды, толкая обратно в круг друзей и родных.
Даже сейчас, когда риск отбиться от племени не особенно актуален, ностальгия широко используется в маркетинге — подталкивает потребителя к определенной программе потребления, возвращая индивидуалиста в стадо. Маркетологи испробовали множество способов пробуждения ностальгии. Тем более любопытно, что самое мощное средство оживления памяти используется не часто. О нем и расскажем подробнее.
Аромат детства
Ничто так не пробуждает ностальгию, как запах. Это загадочное и настырное свойство обоняния даже удостоилось отдельного названия — феномен Пруста. В одном из эпизодов своей монументальной автобиографии великий модернист описывает волну детских впечатлений, воскрешенную в памяти запахом бисквитного печенья «Мадлен», размоченного в липовом чае. Наверняка подобные эмоции знакомы каждому. Тесная, почти интимная связь между ностальгией и обонянием выглядит очевидной и загадочной одновременно. И она определенно заслуживает расследования.
Феномен Пруста — не просто красивое художественное преувеличение. Исследования отмечают, что воспоминания, пробуждаемые запахами, отличаются высокой эмоциональностью. Они дают более глубокое ощущение возврата в прошлое, в них больше подробностей по сравнению с воспоминаниями, вызванными словесными ассоциациями. Но самое любопытное, что доля воспоминаний, ассоциирующихся с запахами, достигает максимума в раннем возрасте и неуклонно снижается к 20 годам. В то же время основная часть воспоминаний, связанных со словами и зрительными образами, относится уже к подростково-юношескому возрасту. Кажется, что память на запахи специально создана для оживления ярких воспоминаний детства и юности. Для чего нам это нужно?
Наследие предков
Разные виды млекопитающих в зависимости от образа жизни привыкли полагаться на разные органы чувств: мы с вами, как и большинство приматов, визуалы, а вот летучие мыши предпочитают создавать картину мира с помощью ультразвукового стереослуха. Однако и мы, и рукокрылые имеем общего предка — маленького ночного зверька, немного напоминающего нынешнюю крысу, жившего пару сотен миллионов лет назад. В те тревожные годы большинство экологических ниш было занято рептилиями, в том числе довольно страшными даже на наш современный вкус. Мелкому крысоподобному предку ничего не оставалось, как вести скрытный ночной образ жизни. Этот травмирующий опыт и вывел на первое место среди органов чувств обоняние — фирменную фишку млекопитающих.
Сегодняшнее разнообразное зверье более или менее успешно сочетает обоняние с другими источниками информации о мире, но наследие сказывается: большинство из нас, млекопитающих, рождается слепыми и в первые часы жизни может полагаться только на свой нос. К примеру, для слепых новорожденных крысят запах феромонов, выделяемых матерью, становится единственным ориентиром. Детеныши, лишенные обоняния, даже не могут найти материнский сосок. В этом нежном возрасте все обучение сводится к буквальному запечатлению — импринтингу, и запечатлеваются в первую очередь запахи, напрямую связываясь с эмоциями. В экспериментах новорожденных крысят сразу после рождения помещали в окружение, пахнущее популярным лимонным ароматизатором — цитралем. А при первом прикладывании детенышей к соску живот матери был вымыт и смазан тем же раствором цитраля. Детеныши мгновенно запоминали лимонный запах как материнский. В дальнейшем такие крысята-эстеты просто наотрез отказывались замечать сосок матери, если он не был предварительно вымыт и надушен. По-видимому, аналогичные процессы происходят и у человеческих новорожденных, довольно быстро учащихся отличать материнский запах.
Склонность к импринтингу падает с возрастом, но все же продолжает играть важную роль на протяжении всего детства. Именно эти древние механизмы и приводят к надежной фиксации в памяти детских впечатлений, связанных с запахами.
От крысенка к Марселю Прусту
У современного человека обоняние выглядит едва ли не атавизмом. Крайне редко приходится полагаться на него в анализе информации об окружающем мире: о свежести молока лучше расскажет дата на упаковке, а о том, не курили ли стажеры в офисном туалете, — противопожарный детектор дыма. С того момента, как наши предки перешли на дневной образ жизни, роль обоняния неуклонно снижалась. Анализ последовательностей ДНК современных приматов показывает, что зрение направленно вытеснило обоняние. В этой работе ученые изучали распространение псевдогенов обонятельных рецепторов. Псевдоген — это ген, который потерял значение для выживания, сломался, заржавел, да так и застрял, никому не нужный, навсегда в геноме. Именно это произошло с большинством генов обонятельных рецепторов человека: целых 70% наших последовательностей, кодирующих обонятельные рецепторы, превратились в молчащие псевдогены. Проанализировав распространение этих псевдогенов, ученые сделали вывод, что массовое списание в утиль обонятельных рецепторов совпало по времени с появлением у приматов полноценного трехцветного зрения.
Но тут неплохо бы вспомнить, что рецептор — это всего лишь сенсор, воспринимающий информацию. Само ощущение и память о нем рождается в мозге, а он гораздо менее пластичен. Принципиальная схема мозга млекопитающих довольно консервативна и не сильно изменилась со времен динозавров.
Нервные пути всех органов чувств первым делом идут в таламус — древний «рептильный» отдел мозга. Но вот обонятельные нервы выбиваются из этой схемы. Они напрямую иннервируют кору больших полушарий. Получается, что информация о запахах минует структуры таламуса, ответственные за неосознанные, автоматические реакции. Она напрямую отправляется в высшие центры переднего мозга. Один из таких центров — боковая энторинальная кора, имеющая богатейшие связи с миндалиной и гиппокампом. А часть волокон обонятельного нерва вообще образуют прямые соединения с миндалиной.
Некоторые из этих загадочных терминов читатель может помнить: именно о миндалине и гиппокампе мы говорили во второй и третьей частях нашего цикла. Обе эти структуры отвечают за формирование эпизодической памяти, эмоций и воображения. Все это может показаться очередной милой причудой эволюции, но здесь правит бал строгая логика выживания. Запах хищника должен вызывать у жертвы хорошо запоминающийся ужас, а аромат еды, наоборот, столь же памятный интерес и удовольствие. И конечно, бесконечно влекущий, внушающий чувство покоя и безопасности аромат родного дома и материнского молока…
Вместо эпилога
Итак, сотни тысяч поколений безжалостного отбора и сотни миллионов лет эволюции дали на выходе такую романтичную, но не слишком полезную штуку, как феномен Пруста. Ах, ну да, еще мы выжили. Да к тому же поумнели настолько, что чуть-чуть начинаем понимать, как работает наша память, сознание и эмоции.
Людям, особенно тем, кто занимается наукой, ужасно хочется казаться объективными, точными и непредвзятыми. Но природа наделила нас способностью к самоанализу, вновь и вновь обнажающему наше фундаментальное несовершенство. Оказывается, все мы чем-то похожи на героев Филиппа Дика, путающих реальность с вымыслом, а свои воспоминания — с чужой фантазией. Иногда кажется, будто наши попытки разобраться в себе, своем прошлом и в окружающем мире похожи на бунт против законов вселенной. Это и неудивительно: наши первобытные память и сознание были созданы эволюцией для действительно серьезных вещей — выживания и размножения. Мы же старательно пытаемся приспособить их для всякой легкомысленной и захватывающей дух чепухи вроде познания объективной реальности. Пожелаем же себе успеха.
