Эта жажда проявлялась совсем уж своеобразно. Я бы даже сказал, в некотором роде как некрасиво.

Хотя как сказать. Настоящие художники и в ржавом гвозде видят самобытную красоту.

Начиналось с Серёжкиной квартиры.

Он у нас такой, потомственный. Этот, как его.

Маленькая хрущёвская кухонька. Большой молочарский бидон у батареи (для этого дела тепло надо). Накрытый обрывком непонятного ватного матраса. Тоже для тепла.

Бидон с первоклассной брагой.

Доживала ли она хоть когда-нибудь до своего совершеннолетия? Вступала ли она хоть когда в свою взрослую жизнь чистокровного самогона?

Не знаю, не видел. Да и зачем?

Мы черпали брагу алюминиевой кружкой.

Разливали по стаканам.

Брага была с мелкими пузырьками, как шампанское. Только лучше. Честнее, я бы сказал.

Настойчиво плавали хлопья дрожжей. Их мы брезгливо вылавливали грязными пальцами.

В большом Серёжкином холодильнике всегда было только две вещи.

Трёхлитровая банка с солёными помидорами и с пол-кило варёной колбасы.

Да что там говорить: стандартный набор доморощенного философа.

Нашим кумиром был Сократ: «Познай себя», «Помни о смерти», «Истина в вине». Он искал истину в вине.

Мы тоже искали истину. Мы были всего лишь идеалистами.

Каждый алкоголик – он больше философ. Идеалист.

Он душа и совесть нашего народа.

А кто же думал иначе?

Наши философские беседы продолжались в ближайшем пивбаре.

Жареные пирожки с картошкой, варёное яйцо (символ жизни). И непомерное количество пива. Куда ж без него.

***

Вы знаете, что такое пивбар?

Это не какая-нибудь там церковь. Только в пивбаре вы сможете встретить настоящих без пяти минут святых.

По духу. И настоящие беседы идеалистов.

Присмотритесь к алкоголикам. Проникните в их непорочную безмерно пропитую кристально спиртовую душу.

Там выпала в осадок пугливо сжавшаяся, спрятавшаяся от чужеземного глаза нежно-розовая совесть нашего народа.

***

Уже поздний вечер.

Мы продолжаем философствовать на крыше ближайшей многоэтажки. Вина осталось немного.

Мы видим звёзды.

Смотрите ли вы на звёзды?

Они помогают понять наше место.

Оказывается, мы меньше, чем звёзды.

Откуда мы взяли, что мы сами звёзды?

***

Наша философия заканчивается у Сёмы дома.

Сёма философом не был. Он пил только по праздникам. Да и то лимонад.

Сёма стопроцентный украинец. Он любит сравнение с евреями.

«Колы украйынець родывся, еврей перехрестився».

Это немножко о Сёме. Немножко, в смысле о его практичности.

Сёма кропотливо роется палочкой в «подарках», которые мы ему «принесли».

– Ага, вот они ели помидоры, вон куски колбасы плавают. А тут картошечка завалялась.

Нет, Сёма не брезгливый. Сёма исследователь. Он уже всё о нас знает. Ну, почти всё.

Его терпеливая сестра убирает все «подарки», моет пол. Для нас она тоже святая.

Она приводит нас в чувство одеколоном на тряпочке. Да-да, напоследок мы нюхаем эту дрянь. Вернее, нас нюхают.

Нет, день мы прожили не зря.

***

Капитализм со своим рынком постепенно вваливается в наши дома.

Мы его понимаем своеобразно.

Серёга делает ремонт в своей хрущёвке.

Он приглашает Васю помочь.

Вася, чистая душа. Он как ребёнок, доверчивый и открытый.

– Вася, деньги есть?

Да, у Васи есть немного.

Это хорошо.

Серёга даёт ему трёхлитровую банку.

Вася идёт по пиво.

Приходит.

Серёга пьёт пиво и ублажает Васю пространными разговорами о бытии.

Вася делает ремонт и радуется удачно проведённому времени.

Это называется взаимовыгодный обмен. Ты – мне, я – тебе.

Даже, наверное, Серёга немного прогадал.

Но ведь рынок не без этого.

***

Вася не пришёл домой ночевать. Небывалое дело.

Мама куда только не звонила. Он жил с мамой.

– Серёга, ты Васю не видел?

Нет, Серёга не знает, где Вася.

Вася объявился на четвёртый день. Усталый, но счастливый.

– Вася, ты где был?

Вася получил получку. Немного, но всё же.

Его пригласила мадам на ужин. Домой.

Ужин это хорошо. Всегда.

Денег хватило только на четыре дня.

– Вася, как получишь деньги, приходи.

Да, Вася придёт. Зачем ему, собственно, деньги.

Современные Адам и Ева.

Вася был Адамом. Вася не виноват. Он не хотел яблоко. Яблоко хотела Ева.

Вася тоже святой. Только почему ему не везло з девушками?

***

Серёга женится.

У него милая жена.

Серёга мнит себя Сократом. Но только жена его далеко не Ксантиппа.

Ксантиппа – это жена Сократа. Говорят, уж очень она была сварлива.

– Чтобы каждый день в холодильнике трёхлитровая банка пива стояла!

Это наставления молодой жене.

Бедный Серёга. Он думает, что даже в браке можно оставаться философом.

Да только брак – это тебе не философский кружок.

Это, Серёга, маленькая модель капитализма, с рыночной идеологией.

Кроватку ребёнку. Забыл? Новую кухню, новый телевизор с мягкой мебелью впридачу. Забыл?

А новое королевство? Что ж ты, Серёга.

И не забудь про шубку для жены.

Ноет твоя философская душа, плачет.

Получай, Серёга, капитализм. Это тоже философия. Только материализма.

Кушать, так повкуснее, одеваться, так поодёвистей. Раздражай, Серёга, свои два или сколько там у тебя их есть, органы чувств по максимуму. Вот и вся философия.

Не понимаешь?

Спроси у жены. Она теперь у тебя главный философ.

***

– Главное – жить для себя. И тебе нет никакого дела до всех остальных. Каждый за себя. Каждый старайся для себя. Будем так жить, будем так стремиться, тогда все будут хорошо жить.

Философия индивидуализма. Я, и только я. Всё только для меня.

Все стали одиноки. Перестали быть целым.

Казалось, что люди как пчёлы. Они живут роем, семьёй. Каждый выполняет свою функцию. Кто соты строит, кто мёд носит, кто улей охраняет. Там даже трутни при деле. Главенствует матка. У них, выходит, матриархат. Да какая разница. Она для них – отец родной.

Оказалось, мы не пчёлы. Оказалось, у нас нет отца.

Вернее, он у нас был. Только он нас бросил.

У него более важные дела. Он зарабатывает деньги. Деньги важнее. Индивидуалисты ему помогают.

Мы стали сиротами. При живом отце.

И потихоньку спивались. Места в этом мире для нас не было.

Почти каждый из нас – прирождённый алкоголик, то есть, идеалист. Это было наше спасение от одиночества, то есть, простите, от индивидуализма.

***

Сёма работал водителем. Грузовика.

Большая машина. И Сёма тоже большой.

– Как жизнь, Сёма?

– Нормально. Семечки сейчас вожу.

Это он о подсолнечных. Подсолнух. Солнышко. Солнце – важная птица. Сёма с солнышком дружит.

– Сёма, так принеси хоть немного тех семечек.

– Да, без проблем.

Звонит Сёма.

– Сегодня дома будете? Я семечки занесу.

– Да, Сёма, заходи, кофе выпьем.

Наша философия сейчас уже больше кофейная. Рынок, сами понимаете. Учит нам, что кофе для беседы самое то. Да и интеллигентнее оно, кофе то. А мы ведь потомственные. Эти. Интеллигенты. Во втором колене. Без пяти минут. Философы.

Вот и Сёма с потерянными глазами. Устал, бедолага. Глаза красные.

– Заходи, Сёма.

Подходит к столу, не раздеваясь.

– Да я ненадолго, на пять минут. Задержался. Дома ждут.

Руку в карман куртки. Достаёт горсть семечек, высыпает на стол.

Смотрит на них прищурено. Задумался. Вижу, внутренняя борьба в нём идёт.

Медленно, медленно тянется снова к этой горсти, половину сгребает обратно себе в карман.

– Да я сыну ещё обещал.

Да, Сёма, дети – прежде всего.