– А давайте-ка лучше спиртика, граммчиков по сто! А то это вино никуда не годится. Никакого от него толку.

Опять эта Валентина Ивановна.

Да ведь в приличной компании не принято пить спиртик. Зачем? Тем более дамам. Зачем дамам спиртик?

Мы, конечно, приличная компания. Мы спиртик не пьём. Мы пьем только вино. Белое. В общем, легкое. Чуть-чуть. По праздникам.

А тут на тебе. Спиртика ей захотелось.

Валентина Ивановна громко говорит. Машет руками – живо жестикулирует.

Рассказывает очередной дурацкий анекдот.

У неё они все про это.

Да слышим мы, слышим.

Можно и не кричать.

Как бы ни хотели, нам слова уже точно не дадут.

Сколько ей? 65? 66? 67?

Какая нам разница.

Тарахтящий её голос протарахтел до самого мозга.

Встаёт из-за стола, переминается с ноги на ногу (ноги у ей болят). Берёт очередную бутылку.

– Ну вино так вино. Вот я вам красненьким разбавлю.

Ага, разбавляет нам красненьким.

– Кушайте, кушайте.

Кушаем, кушаем.

– А вот тортик.

Нарезает тортик. Наливает вина. Красненького.

Говорит то ли тост, то ли анекдот. Про это.

Мы недоуменно отводим глаза и глупо смеёмся.

– Ага, вот мой тортик.

Валентина Ивановна берёт свой кусок руками, смачно чавкает. Бесцеремонно тычет пальцем в крем. Палец в креме. Она с удовольствием его облизывает.

Ещё и приговаривает:

– Ох, какой тортик вкусный. Сама пекла.

– Валентина Ивановна! Ну что Вы снова. Ну руки ж грязные! А Вы, как всегда, пальцами. Потом облизываете. (это невестка ей).

– Ха-ха. Не любит Танюша, как я пальцами в торте ковыряюсь. Но это ведь так вкусно. Танюша, попробуй.

Валентина Ивановна бесцеремонно ржёт.

Артистка погорелого театра.

Мы выходим из-за стола. На перекур.

Тихонько по углам обсуждаем энту мадам.

Как так можно? Кричит, как дура. Эти свои пальцы грязные облизывает. И спиртику ей подавай.

Это нам на три дня работы. Валентинку пообсуждать.

***

Звучит «Я тебя никогда не забуду…» из «Юноны и Авось».

Валентина Ивановна сникла. По щекам бегут мелкие слёзы.

***

У Валентины Ивановны умер муж. Лет с двадцать тому.

Событие штатное, обычное. В рамках мировой истории ничем не примечательное.

Но что Валентине Ивановне мировая история.

Она сама себе история.

Мировая.

Мощная живая энергия её осталась без применения.

Куда ей теперь, что ей теперь?

Конечно, муж делал её собой. Он помогал ей быть собой.

Она была собой.

Она думает, любила ли мужа?

Может, она любила себя? Муж только помогал ей любить себя?

Да. Муж помогал ей любить себя. Она любила мужа.

Муж был большим начальником. Человеком. Неординарным.

Валентина Ивановна называла его Личность.

Что за Личность? Нам без разницы.

Но только с ним она была собой. Её мощная энергия находила выход – на него.

Она дарила мужу свою энергию. Энергии было много.

Муж восхищался ею. Он отдавал сполна.

И вдруг ничего не стало.

***

Женщине нужен мужчина. Без мужчины женщина не может быть собой. Она теряется. Как ребенок без родителей.

Женщине нужен мужчина. А не мужчины, проходящие мимо.

Такие мужчины женщине не нужны.

Остались только проходящие.

Мужчины больше нет.

***

А мы таки ищем.

Мы её заставили.

Позвонить по объявлению.

Она позвонила. Смеха, говорит, ради.

***

– Сразу мы с ним то, да сё. Потом он: «Можно к Вам в гости?». Голосочек смирненький. Да заходи. Я их не боюсь. Хочет, пусть приходит. Дома даже лучше поговорить. Приходит. От горшка два вершка (а она у нас барышня видная). Плешивенький весь. В спортивных штанах, представляете. И сумка засаленная в руке. Звенит в сумке. Думаю, принес может что. Говорю, чаю выпьем? Да, он не против чаю. Пьем. Он сразу: «Детки есть у вас? А квартира ваша?». А как же. Детки есть. Квартира на них. «Плохо. – говорит, – Это ж вы для них жить будете. Мне внимания никакого. И квартира на них. А как с вами что случится, так это ж детки ваши и выгнать меня могут». Не знаю, не знаю. Может, вы для них отец родной станете. Ну ладно, пьем дальше. Вижу, не достаёт он ничего из сумки то. Любопытство меня берёт. «А что у вас в сумке?». «Да это я бутылки иду сдавать. По пути к вам зашел». Ах ты ж чудо допотопное! Чаю оно хочет попить. Ну всё, говорю, пора и честь знать. Детки скоро придут. Пора вам идти уже, а то бутылочный магазин закроется. За деток услышал, засобирался. «До свидания, приятно было познакомиться». Да уж, приятнее некуда.

***

– А один приезжает на машине. На джипе. Да. Здоровый такой, боров. Домик у него, говорит, в деревне. Небольшой такой. Три этажа. Хозяйство. Свиньи, куры и такое прочее. Хозяйка, говорит, мне нужна. Жена. «Так жена или хозяйка?». Это я его подкалываю. Так, говорит, это ж одно и то же. Привёз мне коробку конфет. Да жри их сам, собака. Хозяйку ему подавай. Как подумаю, что этого борова обхаживать надо, так сразу тошнить начинает.

***

Валентина Ивановна помнит руки мужа.

Он гладил её по голове.

Валентине Ивановне так хочется, чтобы её погладили по голове. И ничего больше.

Бешеная энергия рвётся наружу. Ищет выход.

Валентина Ивановна иногда пьет крепкенькое. Иногда матерится.

Громко говорит. Она тычет пальцем в торт. И всем демонстрирует, что получилось.

Она артистка. Погорелого театра.

Ей нездоровое внимание в масть.

Так легче, значительно легче.

Кто ж знает – это вечные поминки по мужу.

***

Засобиралась в Израиль. Нашла нового муженька.

Подружки нашли. (Где они его нашли?)

Писатель. Интеллигентный человек.

Даже песни пишет. Публикуется.

Богатый.

Ух, повезло.

Планируют перебраться туда всей семьей.

Но в первую очередь внуку машину.

Все завидуют.

***

– Прилетела. Он встречает в аэропорту. Старый такой. Своя машина. Повёз к себе. Небольшой домик. Уютно. Хорошо. Думаю, хорошо, что старый. Я за ним быстро присмотрю. Готовить не умеет. Поехали в ресторан. Взяли немного. Вижу, жмётся. У него есть жена, бывшая. Дети тоже есть. Родственники. В России остались. Никто из них с ним не общается. Он очень талантливый. Это я вижу. На лице написано. Спрашивает, могу ли я готовить. Да. После ресторана заезжаем в магазин. Покупаем продукты. Следующие две недели одинаково стандартны. Днём его нет. Я дома сама. Готовлю, убираю. Вечером приезжает, идём гулять. В рестораны не ходим. Дорого. Он говорит. Приходит время возвращаться. Прощальный ужин. Ему нравится, как я готовлю. Спрашивает, могу ли я тут получать пенсию. Я узнавала. Нет. Очень жаль, говорит. За что ж вы будете тут жить. Мне все понятно. Жлоб проклятый. Потому, видать, и родственники его видеть не хотят. Прощаемся. И я снова дома. Нет, мы с ним ни-ни. Целомудренно.

У всех отлегло от сердца. Слава богу, завидовать нечему.

– Валентина Ивановна, так как Вы можете его жлобом называть? Вы ж тоже хотели у него на шее сидеть, внуку машину купить и такое прочее.

– Да жлоб он стопроцентный. Разве ж это мужчина. Пусть торчит в своем Израиле. Козел старый. Настоящий мужчина – он щедрый, бескорыстный.

***

Валентина Ивановна помнит руки мужа.

Он гладил её по голове.

Валентине Ивановне так хочется, чтобы её погладили по голове. И ничего больше.

Бешеная энергия рвётся наружу. Ищет выход.

Валентина Ивановна, как всегда, в ударе.

Справляет вечные поминки по мужу.