Маршрутка – маленькая действующая модель меня.

И тебя.

И тебя.

И тебя.

Каждого из нас.

Твоё я расщепляется и становится отдельными человеками.

Тут ты и женщина, и мужчина. Ты и молодой, и старый.

Вот ты здесь и в то же время ты там.

Это вам не какая нибудь квантовая физика.

***

Я люблю стоять у водителя и передавать деньги за проезд.

Тогда чувствуешь себя при деле.

Грязные деньги. Из рук в руки. Здача. Туда, сюда.

Делаешь дело.

Маленькая самостоятельная жизнь.

Противоположность небытию.

А ещё – мистический канал между разными я.

***

Сидят парни напротив.

Похоже, как они вроде после второй ходки.

В глазах животная агрессивность.

Смотрят на меня.

Наверное, они бы с удовольствием меня зарезали.

Ну стиль у них такой.

Эта сторона моего я меня несколько пугает.

Сколько энергии в этой тупой агрессии. Да только она как бык в кроличьей клетке.

Клетку поломает, а толку никакого.

Было такое, было. Воспоминания дарят мне картинки из моего моментами бестолкового прошлого.

Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива.

Агрессия это энергия. Большая энергия. Только очень иногда хаотическая.

Путь без цели.

Нам бы цели благой.

***

А вот сидит Она.

Лет двадцать – двадцать пять.

Но не в этом дело.

Дело в макияже.

У неё совсем нет макияжа.

Ну ни капельки.

Даже следов вчерашней помады на губах и краски на ресницах.

Губы нормальной формы (они почему-то приковали внимание). Только совсем не красные. Они сливаются с остальным лицом.

Анемичная красота.

Серая и глубоко простая.

Серое простое пальто, непонятная серая юбка, такие же колготы. Чёрные туфли.

Ненапряжённое простое лицо.

Монашка в миру.

Похожа.

Неужели во мне живёт что-то такое монашеское?

***

Сбоку трётся седой старик.

Кашляет, как пропащий курильщик.

В старо-импортных штанах и куртке.

Да, сэконд – самое то. Ведь что одеть, если пенсия не дотягивает до тыщи.

Иные седину красят. Но зачем?

Мои будущие проблемы меня не волнуют.

На каждый день хватает своей заботы.

Морщины разгладим потом.

То ли дело мудрость.

Да и мудрость мне не нужна.

***

Сзади толкается пышная тётенька.

Наверное, бывшая начальница какого-то фонда.

В огромной меховой шапке и такой же шубе.

Ну куда она в маршрутку в шубе.

Тётенькой я быть не хочу.

Не хочу я быть тётенькой.

Да кто меня спрашивает.

Тётенька – это тоже я.

Зато я пеку вкусные пирожки и варю отменное варенье.

У меня двое внуков и столько же неблагодарных детей.

И муж, скотина.

***

Остановка.

Выходит Она.

Парни сидят. Тётенька пыхтит. Ей жарко в шубе.

Старик кашляет, как пропащий курильщик.

Заходят ещё парни. И ещё одна тётенька.

Меня так много. Я, оказывается, такое большое.

Но одиночество ещё больше.

***

Звучит этот противный шансон.

Водитель как тоже после второй ходки.

Я уже водитель.

А что же шансон?

Он помогает мне примириться с этим миром.

Это песни моей справедливости.

Настоящие песни.

А не какая-то там попса.

Розовая и лживая в доску.

Когда тебя бьют, некогда говорить о любви.

***

Пассажиров много (ещё и водитель).

Одни заходят, другие выходят.

Я понимаю, что все они – моё расщеплённое я.

А проще – мои братья и сестры.

Как же не догадался я раньше?

***

Так говорил Христос.

Вроде бы он сказал первый.

Если братья и сестры, то не враги.

«Нет ни Эллина, ни Иудея» (апостол Павел).

Ни свободного, ни раба.

Но что это всё атеисту?

***

Они бы меня зарезали. Но большинство равнодушно.

Не знают, что мы братья и сестры.

***

Свидетели Иеговы идут по-двое.

Они подражают апостолам.

Так они говорят.

– Мы проповедуем.

– А зачем? Ведь у нас есть наша традиционная церковь. У нас это уже давно проповедано.

Я с ними всегда завожусь. По-хорошему. Я говорю им о Бзежинском (американский политолог польского происхождения, один из идеологов развала СССР), о цивилизационном коде России (и Украине, что то же). О цели, о средствах. О невидимой постоянной войне.

Они проповедуют. Но у нас ведь давно проповедано.

Странно выходит. Проповедано давно. А где же братья и сестры?

***

Говорю со священником. Традиционной церкви.

Он слушает вяло, лениво.

– Почему вы не идёте к людям?

– У нас есть храмы. Это лучшая проповедь. Кому надо – придут.

Вот какая причина. Начинается сытое хамство. А когда народный гнев их сметает, они становятся ново-святыми.

***

Моя остановка.

Выхожу.

Братья и сестры смотрят на меня равнодушно.

Даже и совсем не смотрят.

А эти двое меня бы зарезали. Но у них другие дела.